Не гаси свет - Страница 44

— Я не считал.

— Но ты получал их каждый день?

— Э-э… да.

— В течение десяти дней?

— Неделю с небольшим.

Нет, это выше ее сил! Штайнмайер вскочила, уперлась ладонями в стол и наклонилась к своему шефу:

— Всё, хватит! Это совершенно ничего не доказывает: кто угодно мог воспользоваться моей почтой! Я больше не стану слушать, как меня обливают грязью, ясно тебе? Довольно! Не понимаю, как ты вообще можешь ей верить!

Программный директор проигнорировал ее гневную тираду.

— Скажи, Илан, ты получал мейлы днем или ночью?

Пауза.

— И днем, и ночью… — ответил журналист.

Еще одна долгая пауза. Мадемуазель Штайнмайер продолжала стоять — она чувствовала себя опустошенной, и ее снова мутило. Гийомо бросил взгляд на часы:

— Спасибо за честность, Илан. Вы с Корделией можете вернуться к работе. Готовьте эфир вместе с Арно. Он сегодня заменит Кристину в эфире.

В дверях Корделия обернулась и наградила свою жертву ненавидящим взглядом. Ошеломленная ведущая посмотрела на Гийомо.

— Я действительно не понимаю, как ты мог поверить ее наглому вранью… — убитым голосом повторила она.

— Кристина…

— Дай мне сказать! Ты заставил меня выслушать все эти измышления, а теперь моя очередь. Сколько мы работаем вместе? Я всегда безупречно выполняла свои обязанности, до сегодняшнего дня у меня не было никаких конфликтов с коллегами — ни профессиональных, ни личных. Я не истеричка — в отличие от Бекера не тираню окружающих — не то что ты, не сачкую — как многие другие. Я профессионал, на меня можно положиться, все меня ценят…

Она сама вложила в руки Гийомо оружие против себя, и он немедленно им воспользовался:

— Все тебя ценят? Черт возьми, Штайнмайер! Да все здесь считают тебя занудой и надменной наглой «дивой»! Все думают, что с некоторых пор ты стала слишком заносчивой! Вспомни, сколько раз ты приходила ко мне и жаловалась по пустякам! — Он бросил на нее осуждающий взгляд. — Ты не забыла, что я нашел в ящике твоего стола? А опоздания, а проколы в эфире?

И тут Кристина поняла. Гийомо ее тоже не любит. И сейчас ему представился удобный случай… Ей показалось, что пол покачнулся, и она едва не задохнулась от глухой ненависти.

— Ты правда веришь, что все тут лежат у твоих ног? Что мы не сможем без тебя обойтись? Что ты жизненно необходима станции? — Программный директор вздернул брови. — Ну конечно, веришь… Вот в чем твоя проблема, Штайнмайер, ты совершенно оторвалась от реальности! А теперь еще и это. Да кем ты себя возомнила?!

Журналистка не верила своим ушам. Она всегда думала, что ее работу и профессионализм ценят и уважают, и, несмотря на некоторые расхождения во взглядах и нескольких недоброжелателей — в среде, где силен дух соперничества, где многие жаждут подсидеть коллег, нормально иметь врагов! — считают членом коллектива.

Гийомо демонстративно посмотрел на часы:

— Через час я встречаюсь с акционерами и директоратом. Отправляйся домой. Я буду думать, что предпринять. И не приходи завтра — Арно тебя заменит.

Кристина хотела было возразить, но не стала. Она совсем лишилась сил и чувствовала, что может сорваться — ей даже пришлось взяться за спинку стула, так она боялась упасть.

— Возвращайся к себе, — повторил Гийомо, слегка смягчив тон — он понял, что переусердствовал. — О моем решении ты узнаешь первой.

Штайнмайер повернулась и увидела, что дверь после ухода Илана и Корделии осталась открытой и вся редакция слышала «выступление» программного директора. Она вышла, опустив голову и чувствуя на себе взгляды коллег.

— Кристина, я… — сказал Илан.

Женщина жестом попросила его не продолжать. Пальцы ее дрожали так сильно, что ключ в ящик стола вошел только со второй попытки. Она повесила сумку на плечо и побрела к лифтам.

— Скатертью дорога, — произнес ей в спину чей-то голос.

14. Колоратура

Лес за спиной, вдалеке на равнине, бесконечные версты тополей, торчащих, как алебарды на картине Паоло Уччелло. Садясь за руль машины, он вдруг понял, что ему начинает нравиться это место. Нет, не пансионеры (за редким исключением), но само место, наделенное своеобразным обаянием. Место, где царит покой. Он осознал, что не торопится уезжать, потому что боится возвращения к реальной жизни. Означает ли это, что до выздоровления еще далеко?

Сервас находил в этом слове некий подозрительный привкус. Выздоровление… Слово из лексикона психоаналитиков и докторов. Он не доверял ни тем, ни другим. «Когда же прекратится снегопад?» Его мозг был подобен этой белой равнине: после смерти Марианны в нем что-то заледенело, умерло. Душа ждет оттепели, она ждет весны.

«Кактус» не относился к числу заведений, упоминаемых в путеводителях. Он не мог сравниться «возрастом» с «У Отье», которому перевалило за сто лет, не располагался на одной из шумных площадей, как «Баскский клуб», и в числе его завсегдатаев не было знаменитостей, не то что в «Клубе Убю». «Кактус» не обладал напористым достоинством тех кафе, что кичатся своей «модностью». Здешняя атмосфера не была чопорной, не то что в исторических пивных на площади Вильсона. Внешне «Кактус» был как две капли воды похож на сотни других баров, но внешность, как известно, обманчива. В отличие от других заведений у этого была постоянная преданная клиентура. Посещавшие его люди решили, что будут ходить именно сюда — так коты по им одним известной причине выбирают дом, где соглашаются жить. А еще у «Кактуса» имелась своя легенда… Прежний владелец, человек совершенно бесстрашный, пускал в свой бар и выгонял из него только тех, кого считал нужным, в любое время дня и ночи: шлюх, трансвеститов, проходимцев всех мастей — и легавых. Бар находился в квартале, где не слишком жаловали форму синего цвета.