Не гаси свет - Страница 45

Перед смертью владелец завещал бар (вкупе с легендой) своей служащей, и с тех пор хозяйка — в свободное время она сочиняла стихи — управляла им железной рукой в бархатной перчатке, зная, что клиенты приходят в том числе и ради нее.

Дегранж сидел на своем обычном месте, и перед ним стояла кружка пива. Продвигаясь к столику, Сервас чувствовал спиной совсем не ласковые взгляды. Ему было хорошо известно, что полиции тоже присуще дискриминировать людей, а тех, кто не выдерживает давления и ломается, его коллеги считают париями. Он отметил про себя, что в «Кактусе» все осталось как было: та же атмосфера, те же лица за теми же столиками…

— Хорошо выглядишь, Мартен, — сказал eго старый друг.

— А чего не выглядеть — сгребаю сухие листья, занимаюсь спортом, отдыхаю… — отозвался Сервас.

Дегранж ответил кудахтающим смешком:

— Судя по всему, история с ключом пришлась очень кстати… Рад тебя видеть, майор.

Мартен не ответил на неожиданное проявление чувств: им обоим это было ни к чему.

— Сам-то как поживаешь? — спросил он.

— Нормально. Вполне. Работал на Играх. На галлодроме…

Это что еще такое?

— Маракана для петушиных боев, старина. В Жинесте, у Романи… Ринг, трибуны для зрителей, травмопункт для раненых птиц, помещение с кондиционером, где держат этих чертовых пернатых перед выходом на арену… Есть даже беговые дорожки, как в тренажерном зале, запускаются мотором от стиральной машины… У чемпионов должны быть мускулистые лапы! Видел бы ты этих чемпионов после боя… Дерьмо! Устроители — банда ублюдков…

Сервас вспомнил, что читал в газете статью о незаконных боях.

— Давай выпьем за здоровье «цыплят», спасающих несчастных петухов, — предложил он. — Так ты сохранил копию документов?

Дегранж кивнул на лежавшую на столе картонную папку.

— Тебе повезло — дело могли поручить кому-нибудь другому. Я заглянул в нее, прежде чем идти сюда… Если я правильно понял, тебе нужен список более или менее подозрительных самоубийств, случившихся в Тулузе за последние годы, так? Ты не хуже меня знаешь, какой тонкой может быть грань между самоубийством и убийством в этом городе…

Бывший коллега Мартена понизил голос. Сервас покачал головой — он понимал, на что тот намекает. 1980-е и 1990-е годы… Самые темные страницы в истории города. Они все еще плавали в мутных водах прошлого, как жирные, промасленные листки бумаги, издавая запах «серы». Этот запах очень не нравился полицейским, которые служили в те годы, а сегодня собирались в отставку. Убийства, замаскированные под самоубийства. Двадцатилетний парень выловлен из Южного канала со связанными за спиной руками и следами побоев на лице, а патанатом пишет в заключении: самоубийство. Мать семейства лежит в луже крови на полу собственной столовой с удавкой на шее и заткнутым в глотку подгузником — самоубийство… Мужчина двадцати восьми лет застрелен в голову, тело явно перемещали, — самоубийство-самоубийство-самоубийство… «Приступ суицида» — это нелепое определение фигурировало в энном количестве актов вскрытия. Список был длинным, как день Рамадана: бесследное исчезновение двух молодых женщин по дороге с работы домой, смерти проституток в номерах дрянных гостиниц, которые никто и не думал расследовать, липовые протоколы судебных медиков, неверно составленные ордера, дела, закрытые якобы «за отсутствием состава преступления», дикие слухи о коррумпированных полицейских и судьях, именитые граждане, крышующие подпольные бордели и торговлю наркотиками, жестокие садомазохистские оргии, разврат, порнография, насилие, убийства… В общей сложности около сотни нераскрытых дел — в период с 1986 по 1998 год, — находившихся в юрисдикции суда высшей инстанции города Тулузы. Абсолютный рекорд. И — вишенка на куче дерьма — серийный убийца Патрис Алегр, в деле которого был замешан один из судей. Французская пресса назвала Розовый город «кровавой Гоморрой», преддверием ада. Все подозревали всех, безумие отравляло умы и души. Городская легенда, сложенная жадными до рекламы мифоманами из скучного перечня смущающих воображение фактов, дисфункций, упущений и некомпетентности.

Всякий раз, когда кто-нибудь взбаламучивал тину, появлялся этот «запашок»: из темных углов доносилось зловоние прошлых лет. А в шкафах и подвалах пылились папки с делами, которые никто не собирался снова открывать. Замешанных в преступлениях обелили, но подозрение осталось — тошнотворное, неустранимое. Казалось, что за каждой стеной из розового кирпича, за каждой освещенной солнцем дверью прячется стена из тени, дверь из тьмы.

— Знаешь, — продолжил Дегранж, — был и такой случай, когда самоубийство замаскировали под убийство. Мужик хотел свалить вину на жену и любовника.

— Пытаешься сказать, что я ничего не найду? — уточнил Мартен.

— Может, да, а может, нет…

Сервас вздернул бровь.

— Когда ребята приехали на место преступления, они сначала решили, что произошло убийство — уж больно необычные были обстоятельства, — стал рассказывать его друг, — и к осмотру отнеслись внимательно. Много чего собрали, в том числе…

Он достал из папки розовый блокнот.

— Что это? — тут же спросил Мартен.

— Еженедельник.

— Почему он еще у тебя? — поинтересовался Сервас.

— Когда родители Селии приехали за ее вещами, я отдал им все — кроме этого…

— Зачем?

— На всякий случай… Хотел покумекать, но потом передумал — когда выяснилось, что девушка покончила с собой.