Неужели за всем происходящим стоит Лео? Конечно, нет, она уже задавала себе этот вопрос и сразу дала на него отрицательный ответ. Леонард — самый эгоистичный и одновременно самый уравновешенный человек из всех, кого она знает. Кроме того, он никогда не был в нее влюблен — по-настоящему влюблен, — потому-то она так долго его и не бросала. Надеялась взять реванш: пробить броню, достать до сердца — и лишь тогда нанести удар…
Но этот момент так и не настал.
А что было бы, узнай Жеральд, что в первые два года их романа она изменяла ему с другим мужчиной? Кристина поежилась, на секунду поддавшись панике. Жених уже от нее отдалился… Надолго ли? Она любит его, и именно с ним хочет завести семью. Несмотря на то, что воспоминания о «полуденном отдыхе» до сих пор ее возбуждают.
Журналистка слушала гудки в трубке и готовилась к разговору с человеком, которого всего месяц назад изгнала из своей жизни.
— Кристина? Ты передумала?
В его голосе не было ни горечи, ни удивления. Только добродушное поддразнивание. У Штайнмайер кольнуло сердце: их роман длился два года, они только-только расстались, а он так веселится! Голос все тот же — низкий, бархатный. Наверное, это его способ справиться с переживаниями, пережить разрыв. Он не выставляет свои чувства напоказ, но это не значит, что их у него нет.
— Прости… — Тон Леонарда изменился, стал более серьезным. — Я идиот… Что случилось, бельчонок? Как у тебя дела?
У журналистки закружилась голова: бельчонок. Одно из ласковых прозвищ, которые он ей давал. Прошел месяц, но он не утратил своей власти над ней.
— Мне нужно с тобой увидеться, Лео, это очень важно.
— У тебя странный голос… В чем дело?
— Лучше не по телефону… — ответила Кристина и по наступившей паузе поняла, что ее бывший любовник удивлен.
Она закрыла глаза и попыталась прогнать сомнения: как, какими словами описать то, что с ней случилось за последние дни? Как передать всю меру своего отчаяния? Если кто и способен помочь, так только Фонтен — самый сильный и уверенный в себе мужчина на свете.
— Прошу тебя, — произнесла она бесцветным, угасающим голосом.
— Конечно, успокойся. Все так плохо?
— Я в опасности. В смертельной опасности.
Последовала долгая пауза.
— Где? — спросил наконец космонавт.
— В нашей гостинице, в нашем номере — ты заказываешь… Через час.
— Договорились. И, Кристина…
— Да?
— Я не знаю, что происходит, но мы все уладим, не сомневайся.
Мадемуазель Штайнмайер почувствовала невероятное облегчение. Последние слова Лео вселили в нее надежду. Она правильно сделала, что позвонила… Мягкое прикосновение теплой фланелевой рубашки… Лимонный аромат мужского одеколона… Толчки крови внизу живота… Леонард Фонтен был лекарством — почти таким же опасным, как сама болезнь.
Выйдя из кафе, она надела капюшон и огляделась по сторонам. В воздухе кружились большие, легкие, как пух, снежинки. Кристина направилась к знакомому кинотеатру и выбрала фильм, который вряд ли мог привлечь особое внимание публики — она, во всяком случае, даже названия такого не слышала.
— Сеанс начался тридцать минут назад, — сообщила продавщица билетов.
— Ничего, я уже видела эту картину.
Кассирша пожала плечами, взяла деньги и протянула в окошко билет. Журналистка прошла по устланному ковром и подсвеченному понизу коридору в зал и оказалась в полной темноте. На экране целовались мужчина и женщина. Она устроилась в последнем ряду и посчитала по головам зрителей — человек шесть, не больше. Штайнмайер хватило пары минут, чтобы понять сюжет: грядет конец света, вернее, последний день Земли, и завтра, ровно в 4.44, мир исчезнет, убитый смертоносным солнечным излучением. Люди выкидываются из окон, напиваются до бесчувствия, зажигают свечи, предаются любви… Сиско и Скай — мужчина лет пятидесяти и молодая женщина (его играет Уильям Дефо, ее — какая-то не известная Кристине актриса) — хотят провести последний день вместе. Прощальное любовное свидание. «Какая печальная ирония…» — с горечью думала зрительница, не забывая поглядывать на дверь. Минут через пятнадцать, убедившись, что ее никто не выследил, она встала и пошла к другой двери с надписью «Выход» справа от экрана. Фильм произвел на нее гнетущее впечатление.
Расчет журналистки оказался верным: пройдя по коридору и спустившись на несколько ступенек, она оказалась на соседней улочке. Слава богу, никого! Только темнеют вдалеке присыпанные снегом мусорные баки.
Она дошла до конца улицы, остановилась и обвела взглядом площадь, а затем сунула руки в карманы, быстрым шагом пересекла сквер, обогнула замерзший фонтан и направилась в сторону «Гранд-Отеля Томас Вильсон». Толкнув крутящуюся дверь, женщина откинула капюшон, но доверия у служащих гостиницы не вызвала — они проводили ее взглядом до лифтов. Двери открылись на втором этаже. В коридоре было тихо и пусто, ковровая дорожка приглушала шум шагов.
Она остановилась перед темной дверью и осторожно постучала. Ей сразу открыли, и мадемуазель Штайнмайер шагнула в комнату под номером 117.
Знакомый узкий коридор, отделанные панелями стены, багажная сетка, два белых махровых халата на плечиках, слева — приоткрытая дверь в ванную… Привычный запах чистоты и цветочной отдушки. Лео закрыл дверь, повернул гостью к себе за плечи и поцеловал. Кристина ответила на поцелуй, но сразу отстранилась:
— Не нужно…
Она прошла в комнату. Огромная кровать, телевизор с плазменным экраном, бюро с черной кожаной столешницей, кофемашина, мини-бар, плетеное серебристое изголовье кровати, красные подушки… Маленькие хромированные лампы освещают стены цвета черного дерева…