Не гаси свет - Страница 63

В дальнем конце галереи, вокруг мэра, собрался весь цвет европейской космонавтики. Инженеры, исследователи, начальство… В главной роли — космические ковбои. Витрина дома. Обладатели кучи дипломов, мужественные, как голливудские звезды, мечта всех женщин. Кристина, рассматривавшая потолочную роспись, перехватила не один томный взгляд в сторону толпившихся у буфета красавчиков: как только вино будет выпито, свободные дамы (и не только они) накинутся на них, как голодная саранча на посевы. «Этих дамочек можно понять, — подумала журналистка, — мужики, которых катапультируют в космос, придав ускорение в четыреста тонн под задницу, а они при этом и ухом не ведут, безусловно, заслуживают внимания…» Они всю жизнь тренируются, их без конца осматривают, ощупывают, обхлопывают, измеряют, тестируют… Как породистых жеребцов… Они способны выдержать любое давление и продолжают улыбаться даже «на линии огня». Вот о чем думала Кристина, потягивая шампанское, когда незнакомый голос рядом с нею произнес:

— Только не говорите, что они и вас заворожили.

Женщина обернулась и увидела очкарика, который меньше всего был похож на космонавта.

— Мы знакомы? — удивилась она.

— Позвольте представиться: Жеральд Ларше, преподаватель и научный сотрудник Высшего института аэронавтики и космоса.

— Значит, мы с вами похожи, Жеральд, — смотрим на звезды снизу вверх.

Кристина покинула назойливого очкарика. Пожала несколько рук, поцеловала несколько щек, произнесла несколько ничего не значащих реплик — и снова услышала тот же голос:

— Да за кого вы себя принимаете, черт побери!

— Простите?

— Всегда так отделываетесь от людей?

Жеральд выглядел разъяренным. Его глаза за стеклами очков метали молнии. Эти глаза, кстати, были очень даже ничего. Женщина с трудом сдерживала улыбку, но, приглядевшись повнимательней, она поняла, что первое впечатление было ошибочным. Мужчина был высок, мускулист и одет со вкусом — дорогое пальто, серый твидовый пиджак, голубая рубашка… Черты лица приятные, почти красивые.

— Вам нужно сменить очки, — посоветовала ему Штайнмайер.

— Снова грубите?

— Ну что вы, это комплимент!

Так это началось. Час спустя журналистка знала о нем почти все: холостяк, с настоящим чувством юмора (в зале и по этой части было много фальшивок: смех то и дело возникал как по команде). Кристина поняла, что он ей нравится.

Но история на этом не закончилась…

На приеме она познакомилась с Лео — с Леонардом Фонтеном. С настоящим киношным прекрасным принцем, с космическим ковбоем. С самым знаменитым из космических ковбоев, с гвоздем программы, «лицом» Европейского космического агентства. Она сама подошла к Лео. Хотела пригласить его на передачу, для чего ей пришлось пробиваться через толпу обожателей (на 75 % — обожательниц). Кристина думала, что он окажется несносным и самоуверенным, но увидела перед собой… спокойного атлетически сложенного человека с белозубой улыбкой («Хороший у него стоматолог!») и красивым лицом, которому морщины только добавляли обаяния. Пятьдесят пять лет. Архетип «хорошего парня»… «Женат, двое маленьких детей», — добавил внутренний зануда-голосок. Тем не менее радиоведущая почувствовала себя польщенной — и даже более того! — когда он с ходу начал к ней подкатываться.

— Скажите, мадемуазель Штайнмайер, вы когда-нибудь задавались вопросом, почему ночью всегда так темно? — спросил он. — Если Вселенная, как нас уверяют, бесконечна, значит, и звезд в ней без счета, и ночью должно быть светло как днем. И куда бы человек ни посмотрел, в какую бы сторону ни повернулся, он должен был бы увидеть звезду… — Космонавт подвел ее к одному из высоких окон с видом на центральную площадь и декабрьскую ночь. — Там не должно быть ни единого атома ночи — только мириады звезд, то есть света… Это так называемый парадокс Ольберса. В действительности, как вам наверняка известно, у Вселенной было начало: свет большинства звезд не успел дойти до нас, потому что он путешествует со вполне определенной скоростью, а сами звезды давно умерли. Второе объяснение — прямо противоположное: жизнь звезды короче жизни вселенной, звезда тоже умирает. Вы верите в случай, Кристина?

— А вы? — отозвалась женщина.

— Случай царит и правит на уровне атомов — там все возможно, — но не в макрокосмосе.

— А на каком уровне находимся мы?

— Выбирайте на свой вкус…

Штайнмайер вспомнила, что очень удивилась, когда на следующий день Фонтен позвонил ей и сказал, что согласен дать интервью, а потом пригласил ее поужинать. В тот же вечер они переспали. Леонард действовал решительно — и ей это понравилось. Он был хорошим любовником. Изобретательным. Кристина и сегодня немного стыдилась, что спала с Лео, а Жеральда держала на расстоянии, хотя и принимала его ухаживания. Фонтен редко бывал свободен по вечерам — он ведь не собирался бросать семью, так что любви они предавались днем, в номере отеля. Лео ее не обманывал. Во всяком случае, так она считала тогда. Сегодня Кристина назвала бы такое поведение совершенно бесчестным: этот мужчина оправдывал себя, зная, что его партнерша будет жестоко страдать, даже если примет его условия. Он жил в мире с собой и вел игру по своим правилам. Ни одного невыполнимого обещания, никакой ответственности. В самом начале она любила Лео больше, чем Жеральда, но мало-помалу чаша весов стала склоняться в пользу очкарика. Так почему она не порвала с Лео раньше? Почему ждала так долго? Почти два года! Штайнмайер рассталась с любовником всего месяц назад — когда Ларше подарил ей кольцо. Но даже в тот момент она с трудом могла представить, что больше никогда не будет лежать в объятиях астронавта. Лео олицетворял собой приключение, риск и необузданность; он чувствовал потребность жить «на краю», ходить по лезвию ножа. А Жеральд был «землянином». Человеком практического ума с умеренными амбициями. В конце концов, именно это она в нем и полюбила: чувство, что их любовь не угрожает всему остальному, что он не шторм, а твердая суша, пригодная для строительства.