— О чем собираетесь говорить сегодня? — хорошо поставленным голосом поинтересовалась строгая старая дама.
— О Рождестве, — ответила ей радиожурналистка. — И об одиночестве. Об одиноких людях, которые ненавидят праздники. Кстати, счастливого вам Рождества, Мишель.
Кристина тут же пожалела об этой попытке самооправдания. Соседка наградила ее неприветливым взглядом:
— Вам бы следовало провести репортаж из сквота на улице Профессёр-Жамм. Сходите туда и узнаете, как проводят Рождество семьи, не имеющие ни крыши над головой, ни будущего в нашей стране.
«Да пошла ты…» У этой пигмейки рот, как куриная гузка, но говорит она много лишнего!
— Обещаю, что обязательно приглашу вас на передачу и вы сможете высказаться, — бросила Штайнмайер и побежала вниз по лестнице, сочтя за лучшее не ждать лифта.
Морозный воздух улицы остудил ей лицо. Температура упала до –5 °C, тротуары покрылись наледью, так что она едва не упала, сделав несколько шагов от подъезда. В воздухе пахло выхлопными газами и чем-то еще, тоже мерзким. Снег лежал на крышах припаркованных у обочины машин, на оконных ребордах и крышках мусорных баков. Но знакомый Кристине бездомный был здесь — сидел на привычном месте среди своих коробок, прямо напротив ее дома. Даже в такую погоду этот человек предпочитал ночевать на улице, а не в приюте, рядом с собратьями по несчастью. Женщина заметила, что он смотрит на нее зоркими светлыми глазами, похожими на два бледных окошка. Его лицо напоминало дорожную карту. Жизнь на улице метила всех бездомных без исключения: налитые кровью глаза, шрамы, нервные тики, алкогольный тремор, выпавшие зубы, щеки, впалые от недоедания, чахотки или наркотиков, кожа, задубевшая от солнца, непогоды и грязи. У него была странная борода — белая по краям, черная в центре, — напоминавшая окрас старого лесного зверя. Определить, сколько ему лет, не было никакой возможности. Может, сорок пять, а может, и все шестьдесят… Кристина помнила, что появился он в их квартале весной и уже много месяцев спал под козырьком подъезда. Время от времени она приносила ему горячий кофе или суп. Этим утром времени у нее не было, но женщина все-таки подошла поздороваться.
— Доброе утро, — сказал бездомный. — Нежарко сегодня… Смотрите под ноги, берегитесь гололеда.
Он высвободил из груды одеял руку в черной митенке пальцы и ногти у него были одного цвета — и взял у Кристины деньги.
— Выпейте чего-нибудь горячего, — сказала она.
Мужчина кивнул и посмотрел на нее проницательным взглядом серых глаз, вздернув густые черные брови, от чего лицо его превратилось в смешную «резиновую» маску:
— У вас все хорошо? Выглядите озабоченной… Работа, хлопоты, ответственность, так?
Штайнмайер улыбнулась и покачала головой. Человек ночует под открытым небом, все его имущество умещается в несколько черных мешков для мусора, которые он таскает за собой, как улитка свой домик, у него нет ни семьи, ни крыши над головой, ни будущего — а он волнуется за совершенно чужую женщину… Именно эта участливость больше всего поразила Кристину, когда она в первый раз подошла дать незнакомцу денег. Они разговорились. Хорошо поставленный голос и манера речи выдавали в бездомном образованного и культурного человека. Он никогда не жаловался, часто улыбался и беседовал с нею о погоде и о происходящих в мире событиях, как с давней соседкой. Кристина так и не решилась спросить, кто он, откуда и почему так живет, но пообещала себе, что непременно сделает это — если он никуда не исчезнет…
— Почему бы вам не провести хоть несколько дней в приюте? — предложила она ему теперь.
— Вы ведь никогда не бывали ни в одном подобном заведении? — Бездомный добродушно улыбнулся. — Не обижайтесь, но… подобные места не очень-то… сами понимаете. Не тревожьтесь за меня, я вынослив, как старый койот. Лучшие времена вернутся, красавица моя, можете не сомневаться.
— Тогда до вечера…
— Удачного дня!
Кристина пошла к машине, припаркованной на соседней улице (держись за землю, не торопись, не то растянешься на тротуаре, как корова на льду, а тебе и без того забот хватает!), открыла дверцу со стороны пассажирского кресла и достала из бардачка противообледенительный аэрозоль. Снега ночью выпало немного, так что кузов старенького «Сааба 9–3» можно было не чистить. Она обошла капот и на мгновение застыла, задохнувшись и беспомощно уронив руки. Кто-то написал на лобовом стекле:
СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА,
ГРЯЗНАЯ ШЛЮХА.
Мадемуазель Штайнмайер вздрогнула и оглянулась. У нее закружилась голова, а горло сжалось от приступа панической атаки: злобный палец, оставивший след на снегу, принадлежал человеку, знавшему, что эта конкретная машина принадлежит женщине.
Она прыснула аэрозолем на стекло, стерла злобную фразу, убрала баллончик назад в бардачок и заперла дверцу. Ехать на работу на машине в такую погоду — себя не любить, лучше спуститься в метро.
Она опаздывала… Впервые за семь лет.
Впервые.
Здание, где располагалась радиостанция, стояло над аллеями Жана Жореса и выглядело куда скромнее своих соседей, надменных гигантов, раздраженно теснившихся вокруг «недомерка», провоцирующего окружающий мир задорным слоганом:
БЕРИТЕ ВЛАСТЬ, БЕРИТЕ СЛОВО.
На первом этаже, у лифтов, висели рекламные постеры, сообщавшие окружающим, что «Радио 5» — вторая по числу слушателей радиостанция региона Юг-Пиренеи, самого большого региона Франции, превосходящего по площади Бельгию и равного Дании (для наглядности приводилась карта Европы). Посетители сразу проникались важностью миссии работающих здесь людей. Если миссия такая важная, почему за нее так мало платят?