Не гаси свет - Страница 70

Внизу все выглядело по-больничному холодным и обезличенным, и Кристина не без труда сдерживала дрожь. Они повернули направо и попали в коридор с множеством дверей. Помещение было просторным и гулким, свет горел не во всех камерах. Радиоведущая заметила нескольких мужчин, лежавших на низких койках, почти вровень с полом, и они почему-то напомнили ей щенят на псарне. В помещении, похожем на аквариум, находились охранники в светлой униформе: двое из них тут же встали и присоединились к Больё и Кристине возле рамки металлодетектора. Самым ужасным для нее оказалось отсутствие окон. Ни одного, нигде. Подземелье… От мысли об этом у арестованной мгновенно пересохло во рту.

— Привет, — сказал Больё своим коллегам, — я привел мадемуазель Штайнмайер. Как вечерок?

— Спокойный, — ответил один из охранников. — Хотя еще рано, ПОМы пока не прибыли.

Лейтенант заметил тревогу в глазах Кристины и счел нужным пояснить:

— ПОМ — сокращение от «пьянство в общественных местах». Проследите, чтобы ее поместили в одиночку… ну, по возможности, — добавил он затем, обращаясь к одному из людей в форме.

Тот кивнул, не спуская глаз с заключенной. Его коллеги тоже разглядывали «новенькую», и она съежилась.

— Поручаю ее вам. До завтра. Доброй ночи, парни, — попрощался Больё.

Последняя фраза прозвучала как укол в сердце. Штайнмайер с трудом справилась с желанием окликнуть лейтенанта и умолять его не оставлять ее в этом подземелье, пропитанном административной бесчеловечностью и полной безнадегой. Она не преступница, а просто напуганная женщина. Она признается в чем угодно, лишь бы не оставаться здесь!

Когда Больё вошел в лифт, Кристина поняла, что кошмар только начинается и никто не придет на помощь: она осталась одна.

— Пройдите через металлодетектор, пожалуйста, — вежливо предложил один из охранников.

Журналистка подчинилась. К ним подошла женщина в форме, которая поздоровалась и обыскала новую задержанную — поверхностно, но омерзительно откровенно, от чего у Кристины мороз пробежал по коже.

— Следуйте за мной, — велела ей надзирательница.

Она открыла дверь в маленькую комнату, где на полках стояло штук сорок коробок, а под ними лежали в ряд мотоциклетные шлемы. Женщина в форме — низенькая, коренастая — поставила на стол большой глубокий деревянный ящик и подтолкнула его к Кристине:

— Снимите украшения — часы, кольца, браслеты, серьги — и ремень и сложите все сюда вместе с деньгами, документами, ключами и мобильным телефоном…

Арестованная подчинилась, чувствуя, что с каждым предметом лишается частички собственной личности. Служащая записывала все в толстый регистрационный журнал, называя каждую вещь вслух, а потом взяла листок бумаги, открыла паспорт задержанной, написала: «Кристина Штайнмайер, 31/4817», поставила ящик в одну из коробок, заперла его и приклеила на него бумажку с именем.

— Куда ее? — обратилась она к другим охранникам и, дождавшись ответа, вывела Кристину в длинный полутемный коридор.

По обеим сторонам находились камеры-соты с плексигласовыми переборками и металлическими дверями, покрашенными в серо-голубой цвет. Внутри, на коричневых одеялах поверх прорезиненных синих матрасов, лежали мужчины. Журналистка старалась не смотреть в их сторону.

— Эй, время не подскажешь? — крикнул один. — Привет, куколка, первая «ходка»? Берегись этой пройды, она обожает девочек!

В некоторых камерах было темно, на дверях с массивными запорами висели таблички с надписью «Режим усиленной охраны», а окошки для подачи еды были практически сорваны, как будто туда помещали не людей, а бешеных животных.

Миновав еще две камеры, служащая полиции остановилась, повернула ключ в замке и резким движением потянула за короткую вертикальную щеколду. Коридор заполнился металлическим лязгом — звук был киношный. Голос тюрьмы… Кристина вздрогнула так сильно, что ее плечи оказались на одном уровне с затылком.

— Снимите обувь, — приказала ее сопровождающая.

Штайнмайер разулась, и надзирательница, открыв ящик под койкой, поставила туда ее кроссовки.

— Заходите… — скомандовала она после этого.

Заключенная ступила на холодный цементный пол и оглядела камеру: пещерка грязно-белого цвета, два на три метра, бетонная лавка, а за ней — низкая стенка, маскирующая унитаз. Все углы скруглены. Матрас. В нише — раковина с краном. Больше ничего.

— Скоро вас отведут на дактилоскопическую процедуру, а пока отдохните, — сказала сотрудница полиции.

— Здесь холодно… — пожаловалась журналистка.

— Я принесу одеяло. Хотите что-нибудь съесть?

— Нет, спасибо.

Арестованная не чувствовала голода: ей было холодно… ей было страшно… она испытывала ужас… Женщина в форме протянула руку, и холщовая штора отгородила Кристину от коридора. Ни одна из камер, куда сажали мужчин, не была «замаскирована», и мадемуазель Штайнмайер поняла, что охрана решила не нарушать хрупкого спокойствия, царящего в этом «подземелье». Как только шаги надзирательницы стихли, Кристина судорожными движениями стянула джинсы и трусики и воспользовалась туалетом. Ее сильно трясло, зубы у нее стучали, и ей хотелось плакать, но что-то внутри нее сопротивлялось слезам. Она присела на койку, накинула на плечи одеяло, закрыла глаза и попыталась абстрагироваться от этого ужасного места, забыть, где находится и как сюда попала. «В конце концов, все не так уж и страшно. Здесь тебя никто не достанет. Вот увидишь, через час-другой тебе станет получше, хотя спать, конечно, будет жестко…» — убеждала себя женщина. Следующие шестьдесят минут она лежала, свернувшись калачиком и натянув до носа пахнущее затхлостью одеяло, и пыталась усмирить голодные спазмы.