Не гаси свет - Страница 39

Ты действительно хочешь туда пойти?»

Собака снова захлебнулась лаем, и женщина мгновенно приняла решение: ее любимцу не придется проводить всю ночь в вонючем мусорном баке. Она наклонилась и крикнула:

— Игги, Игги, ты меня слышишь? Это я, мальчик, не бойся, я иду!

Пес на мгновение умолк, но тут же залаял еще громче, а потом сорвался на визг, захрипел и заскулил, разрывая сердце хозяйке.

Она открыла верхний ящик и выбрала самый длинный и острый нож, после чего пошла в прихожую и достала из коробки связку с двумя ключами — от подвала и запасной от почтового ящика. Надев флуоресцирующие кеды, дрожащими пальцами отперла входную дверь — второй раз за ночь. На площадке царил полумрак, и страх темноты, коварный враг и вечный спутник, мгновенно впрыснул ей в кровь дозу яда.

Сердце ёкнуло и сбилось с ритма.

Стало трудно дышать.

«Ничего не получится, это выше твоих сил…»

Журналистка коснулась рукой таймера и перевела дух.

«Пять минут… Через пять минут ты вернешься, подруга… Давай, шевелись. Или не вернешься, если кто-нибудь поджидает тебя внизу… Скажи-ка, ты очень сильно любишь свою собаку?»

Кристина попыталась вызвать лифт, не осознавая, что он стоит на этаже. На секунду она заколебалась, но потом открыла дверцу и вошла в кабину. Движение вниз в замкнутом пространстве ненадолго ее успокоило, но, выйдя на первом этаже и оказавшись перед низкой дверью под лестницей, женщина едва не передумала. Тусклый свет плафона скрадывал детали «предбанника», отделенного от холла двойной застекленной дверью, и Штайнмайер показалось, что она смотрит в бинокль. На общих собраниях многие жильцы не раз жаловались управляющему: «Когда я поздно возвращаюсь, мне кажется, что это не холл, а похоронная контора», «Сюда может попасть кто угодно», «Однажды на одного из нас нападут, и вы будете виноваты!». Управляющий получал нехилое жалованье, но и пальцем не шевельнул, чтобы поправить дело.

Вокруг стояла звенящая тишина, и страх снова проснулся: Кристина пожалела, что не зашла в туалет, прежде чем отправилась «на дело». В подвал она спускалась всего один раз — когда приходила смотреть квартиру, но не забыла, что мусорные баки стоят с правой стороны. Ключ легко провернулся в замке, дверь с противным скрипом открылась, и в ноздри женщине ударил затхлый запах сырости.

Два пролета ступеней, вспомнила она, щелкнув выключателем. Желтый свет залил покрытые плесенью стены.

«Я одна, все спят.

Или не одна, и спят все — КРОМЕ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА…»

Дыши… дыши… дыши…

Кристина готова была сорваться в крик, позвать на помощь, перебудить весь дом… Но вдруг вспомнила о своей соседке. Если кто-нибудь увидит, как она в четыре утра бродит по подвалу с ножом в руке и найдет Игги в контейнере, все наверняка вспомнят историю с письмом и с найденными в ящике стола антидепрессантами, а также скандал, учиненный ночью, и немедленно запрут ее в дурдом. «Мы-чиним-починяем-ваши-мозги-а-пока-вы-побудете-здесь». «Мужайся, малышка, мы переживем и это…»

Мадемуазель Штайнмайер спустилась на две ступеньки, остановилась и прислушалась. Ничего. Покрытые копотью и плесенью стены казались обросшими шерстью, но желтый свет был достаточно ярким, не то что в холле. Журналистка пошла дальше, и на первой площадке мужество снова покинуло ее: под лестницей, там, где начинался коридор, клубился густой мрак — совсем как в бездонном колодце. В груди ядовитым плотоядным цветком зашевелилась паника. «Прости, Игги, я не могу. Мне это не по силам… Прости меня…» Женщина развернулась, чтобы сбежать, и тут услышала какой-то приглушенный звук.

— Игги? — спросила она в темноту.

Тишина.

— Игги!

На этот раз она отчетливо услышала лай. Совсем близко… Не раздумывая, хозяйка собаки спрыгнула на затоптанный земляной пол. Господи, как же тут холодно… Кристина понимала, что дело не только в температуре. У нее над головой шесть этажей столетнего здания, в котором полно людей, но ее крика никто не услышит. Она огляделась. Слева, за решетчатыми дверьми, подвалы — черные дыры, забитые ненужным старьем, повсюду паутина, воспоминания, крысы… Справа, за зеленой металлической дверью, мусорные баки.

Штайнмайер взялась за ручку и потянула на себя тяжелую створку:

— Я здесь, Игги!

Из темноты раздалось тявканье. Где этот чертов выключатель? Тьма за дверью пугала женщину так же сильно, как альпиниста — трещина на леднике. Кристине показалось, что она сует руку в глотку акуле. Пальцы ощупывали каменную кладку, пока не наткнулись на пластиковый корпус с кнопкой. Свет был мутным, как зимние сумерки, а от свисающей с потолка лампы почти не было прока — журналистка едва могла разглядеть приземистые темные контейнеры… Лай Игги доносился из последнего — не из того, что был набит черными мешками и стоял прямо под люком мусоропровода, а из другого, с закрытой крышкой. Кристина сделала шаг вперед и содрогнулась, когда у нее за спиной захлопнулась дверь. Еще два шага… Она все еще не видела свою собаку, зато прекрасно слышала ее голос, гулким эхом отражавшийся от стен бака. По поверхности ее сознания скользнула мысль о том, что в темноте может прятаться человек.

«Не думай об этом. Ты почти у цели».

Еще один шаг.

Она наконец увидела мордочку Игги — в его ласковых глазах была надежда — и едва не расплакалась. Пес тявкнул, махнул хвостом и тут же заскулил. Его когти царапали пластиковые стенки контейнера, но попытка встать обернулась новым страдальческим стоном. «Господь милосердный, что с тобою сделал этот подонок?!» Штайнмайер пыталась сообразить, как эвакуировать Игги: рукой она до него не дотягивалась, нырять головой внутрь не хотелось. Оставалось одно: опрокинуть бак и забраться в него. Она положила нож на пол и взялась за дело.