«Вранье, — вмешался голос, поселившийся в голове журналистки в те ужасные темные годы. — Не пудри себе мозги, милая моя. Видела их руки? Ты прекрасно знаешь, что дело не только в неумении доверять, так ведь? Ты просто снова боишься посмотреть правде в глаза».
— Почему вы обратились к нам только сейчас?
Лицо полицейского, беседовавшего с Кристиной, оставалось невозмутимым. Непроницаемым. Он был совершенно спокоен, только пальцы его теребили галстук. Дешевый, дрянной. Женщина ответила не сразу:
— Письмо бросили в ящик в канун Рождества. Я… у меня была назначена встреча с родителями жениха. Первая, понимаете? Я не хотела опаздывать.
— Ясно. — Полицейский посмотрел на часы. — Сейчас четверть второго. Вы могли бы явиться в комиссариат пораньше.
— Я работаю на радио, у меня был утренний эфир. А потом я сорок минут ждала своей очереди.
На лице сыщика появился интерес:
— Чем вы занимаетесь на радио?
— Веду ток-шоу.
Мужчина улыбнулся:
— Я знал, что уже слышал ваш голос… Через полчаса у меня совещание, так что много времени я вам уделить не смогу.
Он начал перечитывать письмо, и Кристина спросила себя: «Интересно, он решил проявить большее усердие, потому что узнал, где я работаю, или дело в профессиональной добросовестности?»
— Что думаете? — спросила она, когда ее собеседник отложил листок.
Тот пожал плечами:
— Ничего. Я не мозговед. В любом случае, вчера вечером не было зарегистрировано ни одного самоубийства. Как и сегодня утром. Надеюсь, это вас утешит…
Полицейский произнес эти слова почти равнодушно, как если бы речь шла о взломе или краже сумочки.
— Письмо и вправду странное, — добавил он. — Что-то с ним не так.
— О чем вы?
— Не знаю… Наверное, все дело в тоне… Кто сейчас изъясняется подобным образом? Кто так зовет на помощь? Никто…
«Он прав», — подумала Кристина. Она и сама это почувствовала, когда в энный раз перечитывала текст. В нем было нечто странное, какая-то невысказанная угроза.
Полицейский не спускал с нее глаз.
— Что, если письмо попало в ваш почтовый ящик не случайно? — спросил он внезапно.
— Я не понимаю…
— Возможно, оно написано специально для вас?
Мадемуазель Штайнмайер похолодела.
— Абсурд… Я не понимаю, что хотела сказать эта женщина.
— Уверены? — Глазки инспектора выражали… Сомнение? Недоверие?
— Конечно!
— Хорошо. Кто-нибудь еще держал письмо в руках?
— Мой жених. Так вы этим займетесь?
— Посмотрим, что можно сделать. Как называется ваша передача?
Неужели этот тип флиртует с нею? Кольца у него на пальце нет…
— «Утро с Кристиной». На «Радио 5».
Сыщик кивнул:
— Да, конечно. Мне нравится эта станция.
— Расскажите нам, чем именно вы занимаетесь, Жеральд.
Голубые глаза матери Кристины выражали искренний интерес — совсем как в те времена, когда она вела передачу на Первом канале и брала интервью у «цвета нации». К ней в гости приходили актеры, политики, барды, философы, иногда (не слишком часто) комики… Реалити-шоу, этот телеаналог клоаки под открытым небом, придумали много позже.
Кристина смотрела на родителей. Ее идеальные предки. Сидят рядышком на диване, держатся за руки, как новобрачные, а ведь живут вместе уже сорок лет. Штайнмайеры идеальны, Во всем. В мельчайших деталях. Безупречный вкус в одежде. Изысканные вкусы в еде. Общие художественные пристрастия… Кристина уловила легкую неуверенность в голосе пустившегося в разъяснения жениха: он пытался говорить просто и ясно, но выходило скучно.
«Чего ты точно не ожидал, так это оказаться на некоем подобии телевизионной площадки: я виновата, нужно было предупредить. Что и говорить — сюрприз вышел на славу…» — думала радиожурналистка.
— Я понимаю, все это не слишком вам интересно, — заключил ее друг и покраснел. — Хотя дело, которым я занимаюсь, по-настоящему… увлекательно, поверьте. Во всяком случае, для меня.
«Боже, Жеральд, и куда только подевалось твое чертово чувство юмора?!»
Жених посмотрел на Кристину, ища поддержки, и она успела заметить снисходительную улыбку матери. О, как хорошо она знала и эту улыбку, и этот взгляд! Именно так двадцать лет назад мадам Штайнмайер смотрела на гостя, оказавшегося недостаточно харизматичным. Ее программа «Воскресенье на Первом» шла по последним дням недели и начиналась в 17.00. Позже, когда ее телевизионная карьера подошла к концу, она некоторое время руководила еженедельным журналом. Но с появлением Интернета печатное издание впало в кому: большинство читателей решили, что пишущие журналисты — продажные бездари, и всем стало казаться, что бесплатная трехстрочная информация или твит в 140 знаков — абсолютно достаточная порция интеллектуального корма.
— Нет-нет-нет! — нагло соврала Клэр Штайнмайер. — Ваш рассказ действительно увлек меня, я говорю совершенно искренне.
«Не доверяй людям, которые жонглируют словами действительно, искренне, честно» — эту науку Кристина восприняла именно от матери!
— Хотя скажу честно — поняла я далеко не все, — продолжала знаменитая телеведущая. — Почему бы тебе не пригласить Жеральда к себе на эфир, дорогая?
«Зачем? — вздохнула про себя ее дочь. — Чтобы усыпить слушателей? Нет, это было бы слишком жестоко…»
А что же все это время делал ее отец? Улыбался, кивал и позволял всем присутствующим поддерживать разговор. Смотрел отсутствующим взглядом и думал о чем-то своем.