Не гаси свет - Страница 140

140

Завтра…

Мила ринулась в туалет, и ее вырвало вонючей смесью желчи, джина и кофе. Она хрипло дышала, пот стекал по ее вискам, сочился из всех пор… Влажные волосы прилипли к голове. Женщина долго сидела на полу, прижавшись воспаленной щекой к холодной стене, и судорожно рыдала.

Она бесшумно поднялась по лестнице, осторожно заглянула в приоткрытую дверь детской и увидела, что Тома сидит на кровати со своей игровой приставкой. Вид у мальчика бы сосредоточенный, но спокойный — он улыбался. Слезы хлынули у его матери из глаз: она глотала соленые капли, пытаясь не сорваться в крик, а когда вернулась на кухню, пережила самую длинную и страшную в своей жизни минуту. На столе лежали ножи, а ее голое запястье выглядывало из рукава пеньюара. Яркой вспышкой в мозгу пришло давнее воспоминание: ей двенадцать, она в «Скорой», лежит на носилках с перебинтованными запястьями…

Гроза расходилась все сильнее. Косые струи дождя заливали стекла, бледные молнии зловещими прочерками освещали небо… Звонок в дверь напугал ее до трясучки. Кто это может быть? Неужели он явился, чтобы насладиться победой? Она побрела по коридору.

— Мадемуазель Болсански? Это полиция. Откройте! — донеслось из-за двери.

Полиция… Слово пронзило ее мозг, как удар стилета. Хозяйка дома медленно потянула на себя створку двери и окунулась в шум дождя. В лицо ей сунули полицейское удостоверение. Господи, как их много… Все в прорезиненных плащах и куртках «Кей-уэй», с оранжевыми нарукавными повязками. На верхней ступеньке стоял кудрявый, как пудель, коротышка — он все время шмыгал носом и смаргивал с ресниц капли дождя.

— У нас есть ордер, мадам, — сказал этот кудрявый мужчина, сунув руку в карман парки. — Если позволите, я предъявлю его в доме.

Болсански посмотрела на трех мужчин и женщину, и ее взгляд остановился на человеке, державшемся чуть в сторонке от остальных. Она узнала его. Именно этому полицейскому она послала ключ от номера 117 и фотографию МКС, а потом дала почитать свой фальшивый дневник. О нем не раз писали на первых полосах местные и центральные газеты… А теперь он стоял под дождем, неподвижно, с опущенными руками, без головного убора. Несколько бесконечно долгих секунд они с Милой не отрываясь смотрели друг на друга.

И она поняла, что проиграла.

Все, что происходило потом, женщина воспринимала как беспорядочные отрывки, вспышки, фрагменты… Слова, напечатанные на ордере: «Офицер криминальной полиции… действуем по поручению нижепоименованной судебной инстанции… будет произведен обыск в доме Милы Болсански (ее имя и фамилия были вписаны от руки)… обязаны предъявить ей документы, удостоверяющие личность…» Печать, подпись… У женщины-космонавта закружилась голова. Полицейские разошлись по комнатам, надели перчатки и начали переворачивать подушки, перетряхивать книги и футляры с дисками, шарить по полкам и шкафам. Они рылись в мусорном ведре, открывали все двери…

— Кто они, мамочка? — Тома кинулся к Миле и уткнулся ей в колени.

— Не бойся, родной, это полицейские… — Она прижала сына к себе.

— А что они ищут?

— Это я позвала их, зайчик, чтобы они нам помогли, — соврала Болсански, чтобы успокоить ребенка.

Она посмотрела на человека, который впервые пришел к ней в дом в январе и получил — и, видимо, прочел — ее дневник. Тот, кем она как будто бы манипулировала. Он не принимал участия в обыске — только наблюдал — и время от времени бросал огорченные взгляды на Тома.

— Почему вы молчите? — с вызовом спросила Мила. — Вы же знаете… я показала вам дневник.

— Потому что это фальшивка… — отозвался Мартен.

Хозяйку дома накрыла волна отчаяния. Мысли ее по-прежнему путались, разбегались в разные стороны… Она еще крепче обняла Тома, взяла его личико в ладони, поцеловала ребенка в бледный лобик и сказала, глядя прямо ему в глаза:

— Я тебя люблю, мой золотой мальчик, никогда об этом не забывай.

— Все хорошо, мамочка, — ответил малыш. Он как будто вдруг стал главой семьи, осознал себя защитником.

— Ну конечно, хорошо… — повторила Мила, почувствовав, что вот-вот расплачется, и слегка отстранилась: если ноги откажут ей и она упадет, Тома не должен пострадать. Мальчик посмотрел на мать. Он не понимал, что происходит, но чувствовал: дело плохо.

Дверь в крытую галерею, обращенную к лесу, с треском распахнулась, и в комнату влетела молодая и на редкость уродливая сотрудница полиции.

— Вы должны на это взглянуть! Кажется, я что-то нашла!

Один из полицейских сделал хозяйке знак следовать за ними, а другой остался с Тома. На улице было холодно, капли дождя щелкали по капюшонам бредущих людей, а жирная земля и листья липли к подошвам. Они поднимались на холм, преодолевая сопротивление бесконечного и безразмерного мира. Миле казалось, что ее жизнь обратилась вспять и она вот-вот снова обретет мир и покой в утробе матери. Покой… Наконец-то… Она знала, куда они идут. Они ее нашли…

Молодая женщина стояла на коленях под старым узловатым деревом, напоминающим безумного пластического акробата, и руками в синих латексных перчатках отгребала в сторону листья. Она подняла глаза, посмотрела на мадемуазель Болсански, и та прочла на ее лице приговор: виновна-виновна-виновна. Взгляды остальных выражали то же самое.

— Что здесь? — спросил, обращаясь к копающейся в земле коллеге, «пудель».

Та не стала отвечать.

— Вызывайте экспертов, — спокойным, без всякого выражения голосом произнес Сервас, глядя Миле в глаза. — И позвоните в прокуратуру.

140