Не гаси свет - Страница 135

135

— Сегодня ночью мне снилась опера, — пояснил сыщик. — Проснувшись, я понял, что сон был навеян рассказом Милы…

— И всё?! Что же вы намерены делать?

— Прижму ее. Но быстро не получится. Хорошо бы обыскать ее дом и окрестности, но мне пока не хватает доводов для получения ордера…

На лице Фонтена появилось скептическое выражение.

— Я понимаю ваши сомнения, но поверьте: хватка у меня не хуже, чем у вашего Дархана, — сказал майор. — Я уже вцепился вашей подружке в ногу, хоть она этого и не знает. Помогите мне, дайте хоть что-нибудь — самую малость, — чтобы убедить судью…

Космонавт сверлил сыщика недоверчивым взглядом, как будто хотел прочесть его тайные мысли.

— Почему вы считаете, что я могу это сделать? — поинтересовался он наконец.

Сервас встал, пожал плечами.

— Ваши возможности безграничны, мсье Фонтен. Такому человеку, как вы, меньше всего подходит роль жертвы. Подумайте об этом.

Февраль выдался дождливым, ветреным и невеселым. Бесконечные косые дожди шли с утра до вечера, небо было затянуто сырыми тучами, по дорогам текли грязь и вода, и Мила чувствовала, как печаль и отчаяние проникают ей под кожу.

На прошлой неделе она вызвала техника, и тот поставил под крышей четыре дополнительные камеры с детекторами движения, но они фиксировали одно — как она уезжает на машине на работу, а вечером возвращается. Каждую ночь ей становилось плохо. И каждую ночь перегорали лампочки — по необъяснимой причине.

Этим утром Болсански взвесилась и обнаружила, что за пять недель похудела на восемь килограммов. Она потеряла аппетит и стала плохо спать. Ее не радовало даже общение с сыном. Печаль облепила ее, как клейкая осенняя паутина, а в зеркале отражался призрак: темные круги под глазами, лихорадочный взгляд, ввалившиеся щеки и прозрачная кожа — вылитая Мими в последнем акте «Богемы»! На локтях, предплечьях и запястьях женщины выступили пятна экземы, она до крови обгрызала ногти… А еще на работе дела обстояли из рук вон плохо: она забывала отвечать на важные мейлы, не могла сосредоточиться и повсюду опаздывала, за что и получила втык от начальства. Некоторые коллеги злорадно потирали руки у нее за спиной.

Забрав Тома у няни, она привезла мальчика домой, накормила его ужином, а сама ограничилась горячим и очень сладким чаем.

— Почему ты такая, мамочка? — спросил ребенок.

— Какая? — отозвалась женщина.

— Грустная.

Мила взъерошила сыну волосы и заставила себя улыбнуться, несмотря на подступившие к глазам слезы:

— И вовсе я не грустная, тебе показалось, милый.

Она читала Тома, пока малыш не заснул, а потом погасила ночник и проверила охранную систему, в действенности которой с каждым днем сомневалась все сильнее. Болсански боялась, что не заснет, поэтому приняла полтаблетки снотворного и мгновенно провалилась в сон.

Она почувствовала прикосновение ко лбу чего-то холодного, открыла глаза и не сразу поняла, во сне это произошло или наяву. Не во сне… ей на лоб, над бровями, упала капля. Плюх. Вода…

Мила протянула руку, зажгла свет и коснулась лба ладонью. Мокрый. Струйка воды стекала по ее лицу вдоль носа на подбородок. Женщина подняла глаза, увидела на потолке мокрое пятно, с которого готова была сорваться очередная тяжелая капля, и вытерла лицо простыней.

Ванная наверху… Сидячая.

Купив дом, Болсански обустроила на первом этаже новую ванную, но слесарь поменял не все трубы, старыми остались кафель и батареи…

Пистолет…

Она открыла ящик, достала оружие, села на край кровати и попыталась успокоить дыхание. Не до конца проснувшийся мозг (проклятое снотворное!) метался между страхом и яростью.

Надев халат, хозяйка дома пошла по коридору мимо комнаты сына к лестнице.

Проклятый дождь! Стучит и стучит по стеклам… Где этот чертов выключатель? Свет не зажегся. Проклятие! Женщина пришла в бешенство, но начала осторожно подниматься по ступеням, направив пистолет вверх. В коридоре второго этажа со стен свисали клочья стекловаты, напоминающие шерсть диковинного животного. Дверь в ванную открылась с сухим скрипом…

Свет… Болсански шагнула вперед.

Она почувствовала ступнями холодную воду и опустила глаза. На пол натекло сантиметра два, не меньше. Сидячая ванна была затянута паутиной с дохлыми мухами и до краев наполнена водой. Мила наклонилась, чтобы завернуть медный кран, который кто-то открутил до самого конца.

Она обернулась, и ее сердце пропустило один удар, а рассудок помутился. Тот, кто устроил наводнение, написал на стене огромными красными буквами:

ТЫ СДОХНЕШЬ, ГРЯЗНАЯ ШЛЮХА

Красная краска (а может, и не краска) стекала по белой, заросшей пылью плитке. Все четыре стены были разрисованы жирным маркером:

ШЛЮХА ПСИХОПАТКА

СВИНЬЯ БОЛЬНАЯ СВОЛОЧЬ

ДРЯНЬ СВИНЬЯ ИДИОТКА

ПОДСТИЛКА

НЕВРОТИЧКА

ЧУДОВИЩЕ ПРОСТИТУТКА

Слова, повторенные десятки раз…

Мила отшатнулась, как от пощечины. Кровь стучала у нее в висках, и все ее тело накрыла волна жара. Дьявольщина! Она ринулась вниз, добежала до своей комнаты, рывком открыла шкаф и начала бросать в дорожную сумку одежду и белье. Потом сгребла в косметичку все, что стояло на полочке в ванной, и пошла за Тома:

— Просыпайся, малыш. Мы уезжаем.

Мальчик сонно заморгал.

— Куда?

Большой желто-розовый будильник глупо ухмылялся с ночного столика. Было три часа ночи.

Ребенок сел и начал тереть глаза.

135