Кристина, пытавшаяся отражать удары и понять, искавшая помощи и нашедшая опору в бездомном алкоголике, исчезла.
«Ты не нуждаешься в поддержке. Сама справишься. Тебе нужно одно — ярость, что разгорается в твоем сердце».
Да. Она придвинулась к окну и осторожно, скребя ногтями по шероховатой поверхности стены, скользнула назад в комнату — в тот самый момент, когда один из прохожих наконец заметил что-то неладное и указал на нее пальцем.
Женщину накрыла «возвратная волна» страха. Слава богу, она сумела остановиться, пусть и в последний момент. Кристина промерзла до костей, но виноват был не только ледяной ветер. Она с ужасом думала, что могла бы сейчас лежать на тротуаре с переломанными костями и обратившимися в кисель внутренностями. Но она удержалась — и почувствовала, что возродилась, полная решимости действовать. Они хотят ее смерти? Очень хорошо. Прекрасно. Она, может, и умрет, но уж точно не убьет себя сама. Они за все заплатят… Тот, кто не боится смерти и питается ненавистью, превращается в очень опасного противника. В припадочного камикадзе. В Кристине произошли глубинные изменения, она теперь понимала все гораздо яснее. Плевать на смертельную опасность! Они совершили ошибку — разбудили сущность, долго находившуюся в анабиозе внутри нее. Палачи, сами того не ведая, закалили ее, дотянули до момента, когда ее сила и ярость слились воедино и вырвались наружу. Они вполне могли преуспеть с человеком послабее, с тем, кто отчаялся и позволяет собой манипулировать, но Кристина сделана из другого материала.
«Ты сильная, гораздо сильнее, чем они думают, чем думаешь ты сама, сестричка». Мадемуазель Штайнмайер обрела первозданную чистоту: мучители отняли у нее все и терять стало нечего.
Луч солнца вырвался из-за свинцовых туч, осветив пол у ее ног, и над красным ковром закружилась золотистая пыль. Лучик переместился на пустую корзинку Игги, и она все-таки заплакала.
Но эти слезы не были проявлением слабости.
Кристина закрыла чемоданы и покинула номер. Спустившись в холл, подошла к стойке портье и спокойно дождалась своей очереди.
— Вы нас покидаете? — удивился дежурный администратор. — Мы надеялись оказать вам гостеприимство на несколько ночей… Что-то не так?
— Все просто замечательно, — ответила женщина. — Я возвращаюсь домой. Рабочие сотворили чудо — все починили. С утечками покончено.
Портье бросил на постоялицу удивленный взгляд: заселяясь, она сказала, что к ней в квартиру залезли воры, и поэтому ей придется поменять замки.
— Рад за вас… — протянул он неуверенно.
— Запишите на счет мадам Дориан.
— Конечно. Вы пользовались мини-баром?
— Да. Включите все в тот же счет.
А потом Кристина шла по улицам Тулузы, везя за собой чемоданы. Ее дом был недалеко, и спускаться в метро не хотелось. Мертвый Игги весил немного, а торопиться ей было некуда.
«Все это прекрасно, — произнес голос Мадлен, — но с чего ты начнешь?»
Она знала, с чего следует начать. Это же так очевидно. Никакой альтернативы…
На рассвете Сервас был на месте. Он сидел в машине, напитываясь адреналином. Читать дневник полицейский закончил за полночь, после чего принял душ, оделся и спустился вниз, чтобы сварить на кухне крепкий кофе и залить его в термос. Со стоянки он выехал, не зажигая фар.
Мир просыпался. Тысячи дорогущих кофеварок булькали в огромных кухнях богатых домов, принадлежащих инженерам, техникам и руководителям аэрокосмической промышленности. Невыспавшиеся мелкие сошки, трудяги пунктов оплаты дорожной пошлины на национальных шоссе, готовились к встрече с их седанами, спортивными купе и кроссоверами последней модели. Сервас въехал на холм, припарковался на краю поля и налил себе кофе — весьма средний на вкус. Он увидел, как в доме зажегся свет, и подумал, что такое здание мог бы спроектировать сам Мис ван дер Роге: набор бетонных кубов с большими прямоугольными окнами и застекленными балконами со стороны бассейна. Рядом находилась маленькая конюшня. Вокруг, за белой оградой, простирались луга. Полная луна — пухлощекая, вечная — снисходительно взирала на пейзаж, небо на востоке медленно светлело, купы деревьев оставались черными, а холмы окрасились в темно-голубой цвет.
В освещенном окне появился силуэт, и Мартен взял бинокль. Он… Половина седьмого утра, «жаворонок». Сыщик смотрел, как мужчина в халате спокойно пьет кофе, сидя у окна. Папарацци и соседи его явно не волнуют. Затем хозяин дома перешел в другую комнату, зажег свет и следующие полтора часа провел за компьютером. Небо постепенно светлело, и из темноты медленно, как театральная декорация, выплывал окружающий пейзаж. Сервас сдал назад, за деревья, взял термос и вылез из машины. Холодный воздух обжег ему щеки. Он поежился, поднял воротник, перешагнул через электрическую изгородь и побрел по тающему снегу к холму, поросшему высокой мокрой травой. Больше всего на свете ему сейчас хотелось закурить, вдохнуть полной грудью горьковатый дым, «отравиться».
В 7.28 солнце наконец выкатилось на небо, и его косые бледные лучи осветили замерзшие окрестности. Через полчаса распахнулась застекленная дверь в передней части дома, и Леонард Фонтен вышел на деревянную террасу — босиком, несмотря на холод. Сервас настроил бинокль и увидел вьющийся над чашкой в его руке дымок и горящую на полу подсветку.
Фонтен допил кофе и пошел вдоль бассейна к пул-хаусу, ступая осторожно, чтобы не оскользнуться на плитке. Зажег свет, вошел, и в тишине зимнего утра раздалось урчание электрического мотора. Плавающие жалюзи, прикрывающие чашу бассейна, начали медленно сворачиваться. Мартен был заворожен происходящим и чувствовал себя вуайеристом, подглядывающим за красивой женщиной.