Русская полиция закрыла дело. Меня заставили пройти психиатрическое освидетельствование в Институте медико-биологических проблем. Болваны-докторишки решили все заранее. Представитель Европейского космического агентства позвонил мне в Москву и ясно дал понять, что все кончено. Во мне что-то сломалось. Лео никак не наказали, он остался в программе, хотя, как я поняла, русские были не слишком довольны. Я уничтожена…
У меня нет ни работы, ни будущего, и я БЕРЕМЕННА…
Сервас закрыл дневник. Так вот что произошло на станции! Изнасилование… В космосе. Такого Мартен вообразить не мог. Он снова спросил себя, почему Мила сохранила ребенка. Скорее всего, когда Лео пригрозил, что убьет и ее, и ребенка, если она не сделает аборт, душа несчастной женщины возмутилась. Никакой паранойи у нее, конечно, нет, это доказывает «рецидив» Фонтена, который довел до самоубийства Селию Яблонку. Никто не сопоставил два этих случая, ведь уголовное дело не открывали. А если б и открыли, ни один сыщик не сумел бы связать одну историю с другой. Не сумел бы — без помощи провидения.
Или осведомленного человека…
Кто прислал Мартену ключ и фотографию? Мила? Не похоже — она искренне удивилась, когда он об этом заговорил. Кроме того, она живет, отгородившись от мира, одна, с маленьким сыном. Даже если Болсански известно о самоубийстве Селии — история была громкая, — о ее романе с Леонардом Фонтеном она вряд ли знала.
Что ж, личность анонима сыщик вряд ли выяснит, но зато он знает имя виновного. Только это сейчас и важно. Привлечь Фонтена к ответственности будет крайне трудно, почти невозможно: ведь российский суд его оправдал. Космонавт умен и хитер, так что запугать его не удастся.
Значит, нужно его переиграть. Стать дьявольски хитрым. Полицейский положил дневник на одеяло и откинулся на подушки. Сна не было ни в одном глазу. Он чувствовал, что наконец вернулся, чувствовал себя живым. Ему предстоит сражение. Скорей бы наступило утро… Он взглянул на улыбающуюся с ночного неба луну и стал ждать рассвета.
О, как больно вы мне делаете,
Как больно, как больно!
Ничего, ничего.
Я чуть не умерла… Ничего,
все быстро пройдет.
«Мадам Баттерфляй»
Она открыла глаза. В комнате было совсем темно.
— Кто тут?
— Тс-с-с!
— Это ты, Мадлен?
— Да.
— Я испугалась!
— Говори тише, Крис. Чего тебе бояться?
— Зачем ты пришла?
— Ш-ш-ш… Можно я сегодня посплю с тобою?
— Конечно, можно.
— Спасибо, малышка. Я люблю тебя, ты ведь знаешь… Давай поцелуй меня и засыпай.
— А почему ты хочешь остаться здесь?
— Ну, мы с тобой давно не спали в одной кровати… Я соскучилась… А ты разве нет?
— Это из-за папы?
— Что-о-о?
— Ты из-за него пришла?
— Что за глупости ты болтаешь?
— Не хочешь, чтобы он тебя нашел?
— Крис…
— Я его видела.
— Когда?
— Прошлой ночью…
— Что ты видела?
— Как он заходил в твою комнату.
— Ты кому-нибудь сказала?
— Никому!
— Слушай меня внимательно, Крис: ты не должна говорить об этом маме, поняла? Никогда.
— Почему?
— Хватит задавать вопросы! Дай честное слово, пожалуйста.
— Ладно, Мэдди, только не сердись.
— Папа спал в моей комнате, потому что мне приснился кошмар, только и всего.
— Что с тобою, Мэдди?
— О чем ты?
— Ты плачешь?
— Вовсе нет!
— Значит, если мне приснится кошмар, я тоже могу позвать папу?
— Боже тебя упаси, Крис… Никогда, ты меня слышишь? ОН НЕ ДОЛЖЕН СПАТЬ В ТВОЕЙ КОМНАТЕ. НИКОГДА! Поклянись.
— Но почему?
— Клянись!
— Ладно… ладно… я обещаю…
— Если увидишь плохой сон и испугаешься, придешь ко мне, ладно?
— Ладно…
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Мэдди.
Она открыла глаза… Пришла в себя… Ей не тринадцать, а тридцать два… Дневной свет просачивается через шторы, все лампы зажжены. Гудят машины. Она зевнула. Господи, как болит голова… И живот. Все болит. Как будто стадо слонов на ней оттопталось. Она взглянула на потолок — и опустила глаза.
ЭТО… ЭТО невозможно… они не могли так поступить… Что?..
Подожди, Крис, подожди. Не смотри… Не смотри на это, старушка… Иначе увиденное отпечатается на сетчатке и ты никогда этого не забудешь. Не смотри. Пожалуйста.
Она не послушалась. Посмотрела. И ее мозг взорвался и начал завывать, как помешавшийся телефон. Прямая линия с коммутатором безумия. Иным словом увиденное не назовешь. Сумасшествие. Психоз. Извращение.
Еще один шаг к ее собственному безумию. Они ведь этого добиваются, не так ли? Воображения им не занимать; они создали вокруг нее ад, видеть который могла только она, этакий утонченно-изощренный кошмар. Из лекарственного сна Кристина вынырнула, чувствуя себя разбитой, с воспоминанием об ужасном сне, а потом увидела засохшие желтые пятна на простыне и поняла, что кошмар был реальностью. Взгляд скользнул ниже — и череп словно бы раскололся надвое. В буквальном смысле слова. Она не закричала, не заплакала — она вообще не смогла издать ни звука. Завыл ее разум. Труп Игги… Он лежал у нее между ног. С песика сняли воротник-воронку, ему закрыли глаза, но резаная рана на шее не оставляла никаких сомнений.
Кровать была усеяна содержимым мини-бара: пустые бутылочки из-под водки, арахисовая скорлупа, пивные жестянки, чипсы. Поверх всего этого вывалили мусор из урны в ванной, и даже пальцы у нее на ногах были запачканы какой-то липкой дрянью. Женщина начала судорожно сучить ногами, как будто хотела стряхнуть скорпионов.